Владимир Данилович мужественно переживал герои­ческую гибель единственной дочери. Он отдавал всего себя работе в театре, чтобы хоть как-то уменьшить тя­желую горечь утраты.

По заданию ВЦСПС Владимир Данилович часто вы­езжал в города страны, в коллективы художественной самодеятельности. Читал лекции, проводил семинары. А когда возвращался в Москву, его ожидали письма от ребят из разных уголков великой Родины: с Украины, Молдавии, Урала, даже из далекого морского порта Находки.

Владимир Данилович внимательно относился к пере­писке с ребятами. И не было случая, чтобы он кому-ни­будь не ответил. Если болел, то за него писала Варвара Ивановна. Владимир Данилович сделал для себя специ­альный каталог. Пользуясь им, безошибочно можно было найти любой адрес, узнать, о чем пишут ребята, какие |их мечты, сомнения, просьбы, когда был послан ответ на то или иное письмо, какая фотография Гули подарена. (Варвара Николаевна иногда сетовала:

— Знаешь, что, дорогой мой, так дело не пойдет, вижу, ты хочешь объять необъятное: разве мыслима |такая нагрузка?

— Ну как же, как же, Варюша,— добродушно отве­чал на это Владимир Данилович. —Ты вот только по­слушай — письмо из Волгоградской области: «Это пишут Вам ученики и пионеры Паньшинской восьмилетней школы имени Вашей дочери Гули Королевой. Мы пом­ним о Вашей Гуле, ухаживаем за ее могилкой, перепи­сываемся со многими школами, которые хотят узнать о Гуле больше, чем есть в книгах, посылаем им рассказы очевидцев о Гуле. Нам пишут из Калининграда и Челя­бинска, Омска и Киева, из Москвы, Казани, Перми, Харькова и многих других городов и сел.

У нас в дружине есть поговорка: «А ты будь, как Гуля!» Или: «Ты не похожа на Гулю!» Малышам, пока­зывая на огромный Гулин портрет, часто говорим: «А Гуля бы так не поступила!» Или: «А Гуля бы не за­плакала!»

В школе есть большой стенд, посвященный славной героине Сталинградской битвы. Пионеры стараются все делать так, как этого хотела бы Гуля.

Мы живем весело и дружно. Пишите о себе, о Гуле, о городе, обо всем. Очень ждем от Вас ответа. А мы будем сообщать Вам о своих пионерских делах.

С горячим пионерским приветом — «Отряд разведчи­ков боевой славы», все пионеры дружины имени Гули». Ну как тут не возьмешься за перо! Ей-богу, Варюша, это превыше моей воли!

— Писать-то надо, — примиренчески отвечала Вар­вара Ивановна, — но только и меру знать...

А письма все шли и шли. «Расскажите побольше о Гуле», «Как проходили съемки кинофильмов с участи­ем Гули?», «Как готовилась она к покорению четырех высот?» — говорилось в них.

Незадолго до своей смерти Владимир Данилович на­писал воспоминания о дочери:

«Дорогие ребята! Очень часто ко мне обращаются с просьбой, чтоб я написал о Гуле еще и еще. Из книги «Четвертая высота» вы уже многое знаете о ней. Конеч­но, автор Елена Ильина не могла вместить в книгу все 20 лет Гулиной жизни. И даже ее «четыре высоты» ото­бразились в книге только отдельными эпизодами. На самом же деле эти высоты потребовали от Гули гораздо больших усилий, чем это описано в книге.

Взять хотя бы первую высоту. Конечно, научиться ездить верхом на лошади, да еще брать барьеры — дело не такое уж простое. Сколько раз Гуля падала с лоша­ди, рискуя, что та ударит ее копытом... Бывали моменты, когда режиссер хотел уже отказаться от съемки эпизо­да, но Гуля упорно добивалась и добилась своего.

В кинокартине был момент, когда кулаки загнали колхозную лошадь в болото, чтобы она там погибла. Гуля, игравшая роль дочери партизана Василинки, долж­на была вместе с собакой найти эту лошадь по кличке Сивко и спасти ее из болота. Съемка была трудная: то лошадь не попадала в кадр, то собака вела себя не так, как хотелось режиссеру. Все это тянулось долго и уто­мительно. Гуле все время приходилось быть по пояс в воде, в болоте. Неприятно и холодно. Наконец, режиссер сказал, что он не хочет больше продолжать съемку.

— Вылезай, Гуля, — крикнул он.

Когда же Гуля вылезла из болота, все ахнули: ее ноги были сплошь облеплены пиявками. Стали пытаться оторвать их, но не тут то было! Пиявки так здорово присосались, что пришлось разложить костер, окуривать их дымом, смазывать одеколоном, и только тогда пиявки отстали. А Гуля? Ей как будто все было нипочем. Она весело крикнула:

— Дайте мне только чуточку отдохнуть, я опять по­лезу к черту в болото! — и принялась бегать с собакой по поляне, баловаться, а когда немного согрелась, снова пошла в болото и съемки продолжались. Уж очень ей не хотелось уступать трудностям.

Режиссер был доволен: кадр получился удачным, политически нужным. И все, кто смотрел картину «Дочь партизана», вовсе не представляли себе, как далась Гуле эта первая высота.

Между тем из-за первой высоты и вторая далась ей не так-то просто. Дело в том, что Гуля тогда все-таки долго находилась в болоте, сильно озябла, но не сказала об этом никому. У нее открылся ревматизм, надолго приковавший ее к постели. Это грозило тем, что Гуля на всю жизнь могла остаться нездоровой. Ее несколько раз посылали в санаторий принимать грязи.

А в школе уроки шли своим чередом, и дочка все больше отставала от своих одноклассников. Когда же поправилась, уже подошло время экзаменов. Встал во­прос: что же делать с Гулей? Возможно, ей лучше остать­ся на второй год в том же классе? Но Гуле не хотелось отставать от своих подружек. А вместе с тем чувство­вала, что от нее потребуется много сил, чтобы не просто как-нибудь сдать экзамены, а хорошо их выдержать по всем предметам.

Правильно писала Елена Ильина, что Гуле пришлось бороться не столько с историей, географией, алгеброй, немецким, сколько с самой собой. Действительно, погода в тот год на Черном море была удивительная. Я в то время тоже был в Одессе. Все манило Гулю погулять, покупаться, пойти в парк на аттракционы. Однако она упорно отказывалась от всего. Потребовалась большая выдержка. Гуля вставала чуть свет и с раннего утра до позднего вечера сидела за книжками. Мне приходилось буквально насильно вытаскивать ее пойти прогуляться, развлечься. Прогулки продолжались недолго, и она опять спешила домой, вновь садилась за прерванные за­нятия.

Прошло лето. Наступили экзамены. Гуля выдержала их прекрасно и была премирована за учебу и работу в кино путевкой в Артек.

Надо сказать, что вторая высота была еще труднее.

|Ведь от Гули потребовались такая выдержка и усидчивость, какие даются даже не всем взрослым людям.

Преодоление ею этих высот помогло иначе относиться к тем серьезным требованиям, какие предъявляла потом жизнь. Ей, конечно, было приятно видеть большие сним­ки у дверей кинотеатров, где она на лошади берет барь­еры. Но чего ей все это стоило! Вот с тех пор и стал выравниваться ее характер: из веселой, казалось, без­думной девочки выявился более серьезный образ девуш­ки, годной вступить в комсомол.

Гуля очень волновалась, когда ее принимали. Она мне писала: «9 февраля меня утвердил райком ВЛКСМ, и в этот день меня приняли в бассейн в прыгательную группу. Уже было два комсомольских собрания, и на одном из них я была уже как равная со всеми и голосо­вала.

...Если бы ты знал, какая гордость — быть комсомол­кой! Совсем по-другому себя чувствуешь. Чувствуешь всю ответственность, на тебя возложенную».

Вы помните, что третья Гулина высота — это уста­новление рекорда по прыжкам в воду. Она поставила себе задачу добиться этого рекорда в честь принятия ее в комсомол. Она начала упорные тренировки. Я был на гастролях со своим театром. Когда попал в Киев, Гуля сказала мне:

— Пойдем на Днепр купаться?

— Пойдем!—говорю.

Я заметил, что сказала она эти слова с какой-то хит­ринкой в глазах. Видимо, чем-то хотела удивить меня. Мы пошли. Купались, плавали, ныряли, а потом вдруг Гуля говорит мне:

— Ты посиди, а я сейчас! — и побежала к вышке.

Вижу: дочь быстро поднимается по ступенькам выш­ки! У меня захватило дыхание. Хотелось крикнуть ей, чтоб она отошла от края: не упала бы. И вместе с тем боялся своим криком испугать ее. А потом... я замер. Гуля разбежалась, прыгнула... и полетела над сверкающей гладью Днепра. На середине расстояния от зеркала воды она свернулась в комочек, перевернулась, вытяну­лась и плавно вошла в воду. Через несколько мгновений вынырнула, подплыла ко мне и, смеясь, закричала:

— Что ты? Ты чего сидишь бледный? Ведь я прыгала, а не ты! Чего ты обомлел совсем?!

Такой Гулин сюрприз, конечно, здорово удивил меня. Я стал расспрашивать, как это случилось, что она стала такой прыгуньей.

Она рассказала, как первое время ей приходилось пе­ребарывать себя и заставлять прыгать. Как не раз воз­вращалась домой с синяками. Смеясь, говорила иногда себе самой: «Ну и ударилась же я сегодня! Вот недотепа такая. Неумеха. Право, неумеха. Что-то у меня ничего не выходит. Не только «ласточкой» не могу, но и «во­робышек» не получается. Прямо стыдно перед девча­тами».

С таким трудом и усилиями готовилась Гуля к своей третьей высоте. Вступление в комсомол для нее было большим событием. Гуля прилагала все силы, чтобы до­стойно выполнить порученное ей задание и не уронить себя в глазах товарищей.

О четвертой высоте вы, друзья, много знаете из кни­ги. Но как готовила себя Гуля к этой схватке с врагом, мне все-таки хочется рассказать.

В августе 1941 года в Уфе у Гули родился сын. Жи­лось трудно, как и везде во время войны. Однако за зи­му Гуля успела пройти краткосрочные курсы медицин­ских сестер. И вот она вместе с журналисткой Еленой Ильиной пришла к командованию 780-го стрелкового полка с просьбой допустить к работе в госпитале.

— А что вы будете делать? — спросили у них.

— Все! — не задумываясь, ответила Гуля. — Полы мыть, ухаживать за ранеными, читать и писать им пись­ма. Да все, что понадобится! Их допустили. «И Гуля с первого дня была в госпи­тале, как дома, — рассказывала мне Ильина. — Она на­чала с того, что читала и писала раненым письма, уха­живала за ними, перевязывала, старалась не сидеть без дела ни минуты, а вскоре, действительно, мыла полы в палатах. И очень скоро стала для раненых такой близ­кой, что они встречали ее как самую ласковую, хорошую сестру, которая умеет и ухаживать за ранеными, и успо­коить, и ободрить, и написать письмишко, и прочитать газету.

Когда ей поручили заведовать клубом и библиоте­кой, Гуля стала выступать с чтением стихов, пением украинских и русских песен. В госпитале бывала целый день. Успевала только сбегать домой, покормить Ежика, чуточку побыть с ним и снова — к раненым. Ведь в госпиталь почти ежедневно прибывали все новые и но­вые эшелоны с ранеными воинами. Всех их надо было быстро обработать: обмыть, переодеть, перевязать и уло­жить в постель. Гуля не чуралась никакой работы. Именно здесь она готовила себя к фронту: не бояться крови, тяжелых ран, неимоверных человеческих стра­даний»...